"Надо же, как похоже! Вот только акцент тут не французский, хотя тоже "страшный"... нижегородский..." — Подумал улыбаясь Олег.
А Таня перевела:
В танго, в парижском танго, Я подарю вам сердце в танго, А ночь синяя, и сладкое вино,...
— В общем: мне очень хорошо, я счастлива, и "остановись мгновение"!
— Здорово, — совершенно искренне прокомментировал ее тихое пение Олег. Ты просто талант все-таки! И напрасно ты про мультики!. А серьезно, петь никогда не пробовала?
Татьяна засмеялась.
— Пробовала, в школьном хоре, и даже сольфеджио занималась, но в восьмом классе голос понизился, да и, как сказала наша учительница пения: "хороший голосок, но не сильный"... То есть – бесперспективняк! — добавила Татьяна.
— Как, как? — Споткнулся на слове Ицкович. — Я такое и с поллитром не выговорю!
Тут Таня совсем уж захохотала:
— Это из курса актерской речи – быстроговорки!
— Э?..
— Скороговрки. — Сжалилась Таня, ну может, помните... помнишь: "На дворе трава на траве дрова".
— А!
— Ну, а это из новорусских: Карл у Клары украл доллары, а Клара у Карла – квартальный отчёт; на дровах братва, у братвы трава, вся братва – в дрова; регулировщики регулярно регулировали регуляторы...
— Понял, понял – хватит! — Взмолился Олег. — У меня даже слушать – зубы сводит!
Глава 4. Пражское танго
В четыре часа дня Олег поднялся на третий этаж дома, стоящего на углу улиц Рыбна и Тын, и уверенно позвонил в дверь, оббитую черным дерматином. Прошло около минуты, и за дверью послышался невнятный шум, мелькнул свет за стеклом глазка, и...
— Ты? — Выдохнул Людвиг, открывая дверь и по-дурацки тараща глаза.
— Нет, — без улыбки ответил Олег. — Тень отца Гамлета.
— Что-то случилось? — Людвиг был старше Баста и имел немалые заслуги перед движением. Однако времена, когда надо было драться с боевиками Тельмана на улицах Ульма или громить штаб-квартиры левых профсоюзов в Штутгарте уже прошли, а новые времена требовали совсем иных способностей. Соответственно, и не блиставший ни умом, ни образованием Людвиг Бергман, ни на какой серьезный карьерный рост рассчитывать не мог. И вот удача – его послали в Прагу окучивать пока мало интересующую Гитлера фигуру Гейнлейна, а фон Шаунбург – птица совсем иного полета – об этом "случайно" узнал.
— Случилось! — Кивнул Баст, решительно оттесняя Людвига и входя в квартиру. — Ты один?
— Один, а что?
— Я только что с поезда, — Баст прошел в комнату, по-видимому, служившую Людвигу гостиной, рассеянно огляделся по сторонам и закурил. — У тебя есть способ срочно вызвать нашего друга на встречу?
На самом деле, это был ключевой вопрос: с чего бы Гейнлейну быть в Праге? А тащиться на край света...
— Кого ты имеешь в виду? — спросил совершенно растерявшийся Людвиг.
Ну, да. Не с одним же Гейнлейном он на связи.
— Здесь...
— Да, да! — Нетерпеливо выпалил Людвиг.
— Я имею в виду Гейнлейна.
— Гейнлейна? — Явно удивился Людвиг. — А что...?
— Извини, Людвиг, — развел руками Баст. — Но это не твоя компетенция. — И он "возвел глаза к небу", показывая, откуда пришел приказ.
— Есть, — кивнул Людвиг, у которого от напряжения выступил на лбу пот. — Я... Я могу позвонить...
— Он что, в Праге? — Поднял бровь удивленный такой удачей Олег.
— Да!
"Может ли так везти одному человеку в один и тот же день?"
— Мне надо переговорить с ним как можно быстрее, и так, чтобы нас никто не видел, — сказал он вслух. — Какой-нибудь парк, лес...
— Сейчас, сейчас! — Заторопился Людвиг, бросаясь к столику у окна, на котором пораженный Олег увидел вдруг телефонный аппарат.
— У тебя есть телефон, — кивнул Баст. — Это замечательно.
А через час Олег уже отпускал извозчика на набережной, недалеко от места встречи. Он добирался сюда один, отправив Людвига вперед, якобы в целях конспирации, но ради нее, родимой, все это и придумал. Не надо, чтобы их видели вместе, и не увидят, раз не надо. Тем более что Баста фон Шаунбурга в Праге теперь нет, и быть не может.
Олег постоял у обреза берега, круто спускавшегося вниз к ледовому полю, скрывавшему от глаз студеную воду Влтавы, и подумал, что лед кажется прочным, и бегущий в панике человек запросто может решиться преодолеть здесь реку.
"Великолепно, — решил он, рассмотрев несколько довольно крупных камней, торчащих из покрытого кое-где снегом и наледью склона. — Просто чудесно!"
Настроение снова сделало скачок, или кульбит, или как там называются такие вот резкие фортели? Однако главное, что изменение будет позитивным, так сказать, и направлено в нужную сторону. В голове заиграл оркестр, и мелодию Ицкович узнал, он даже улыбнулся ей, как старой уже знакомой — "Танго..." — и, неспешно, со вкусом закурив, вошел в тень деревьев.
Латенские сады. Место более чем подходящее, если принимать во внимание время года и суток. Зимой, в январе, во второй половине дня, когда солнце скрылось за набежавшими тучами, а под низким зимним небом сразу же стало знобко и неуютно, народу в парке не должно быть вовсе. Особенно, если принять во внимание тот факт, что день нынче будний, и еще одно немаловажное обстоятельство: в городе-то сейчас действительно сухо, а вот здесь, в аллеях – сыро, мочить ноги никому не захочется даже из большой любви к природе.
Трех мужчин он увидел сквозь стволы деревьев минут через пять. Оно и правильно: зачем углубляться в эти мокрые заросли, если все равно вокруг ни души? Незачем. Олег докурил сигарету, сбил щелчком пепел и мерцающий на кончике огонек на землю, спрятал окурок в карман пальто.
— Здравствуйте, господа! — Сказал он по-немецки, выходя из тени деревьев на дорожку. — Гер Гейнлейн?
— Добрый день.
— Великолепно, друзья! — С этими словами, не меняя положения тела, не размахиваясь, и даже все еще продолжая улыбаться, Олег ударил Людвига левой рукой в висок. Это был обычный горизонтальный "молоток", но сила удара была такова, что у агента гестапо просто не было шансов.
Когда-то, много лет назад, инструктор по крав мага[65] Габи Кляйн сказал им, что крав мага – это не спортивное единоборство и не боевое искусство. Это инструмент для решения проблем в различных экстремальных ситуациях. Враг – не баба, которой ты решил задурить голову. Твоя задача не трусы с него снять, — на полном серьезе поучал их, молодых балбесов, инструктор Кляйн, — а угробить. Поэтому и бить надо сразу насмерть, или не бить совсем, а драпать. Решение за вами.
"Решение за нами..."
Тогда, много лет назад, Ицкович занимался этим из молодецкой удали и еще – на всякий случай, полагая, однако, что такого случая не будет никогда. Но вот и случай представился, когда суперэлегантное дзюдо, которое так нравилось девушкам, оказалось бы не удел. Ведь Олегу не защищаться сейчас надо было...
Опешившие от стремительности происходящего на их глазах ужаса, Гейнлейн с каким-то сопровождающим его мужиком – телохранитель? — еще не успели хоть как-то отреагировать, и Людвиг только начал заваливаться назад и в сторону, когда Олег подхватил его левой, бившей рукой, а правой выхватил из наплечной кобуры Бергмана "Люгер". В следующую секунду, отпустив обмякшее тело, Ицкович уже стрелял. Ну, а с такой дистанции промахнуться невозможно, так что...
Перетащив тело Бергмана к реке, Олег подобрал подходящий камень на береговом срезе и аккуратно уронил Людвига на этот камень виском, предварительно чуток протащив ноги мертвеца по скользкому склону. И, окинув быстрым взглядом место и тело мертвого человека, остался увиденным доволен и – бросив неподалеку пистолет, как бы оброненный споткнувшимся на бегу, — поспешил прочь.
* * *
Теоретически Ицкович перебил на своем веку совсем не мало народу. Но это как посмотреть. Если со статистической точки зрения, то – да, или, возможно, — да. Ведь командир танка на войне, уж верно, кого-нибудь да пришибет, если достаточно долго остается в строю. Но реально, то есть, фактически — Олег знал только о нескольких результативных попаданиях в сирийские танки и палестинские огневые точки. Погиб ли кто-нибудь от снарядов, выпущенных из его танка и, что характерно, по его личному приказу, он, разумеется, не знал. Был, правда, еще один момент в его жизни, когда Ицковичу пришлось стрелять из МАГа. Однако стрельба из тяжелого танкового пулемета, ночью и впопыхах – навстречу чужим трассерам, тянущимся к твоему собственному лицу и груди – это не тренировка на стрельбище. Иди, знай, попал он тогда в кого-нибудь, или нет?
